Зозуля: Звонит в два часа ночи спецназовец - сын родился. У меня слезы
– Как тебя провожали болельщики?
– Честно говоря, ох мы там и наплакались… И это были слезы и радости, и грусти. Они подарили мне эксклюзивный подарок. Сказали – подъезжай туда-то, нужно поговорить по работе. Я приехал, а они мне вручили золотой амулет с надписью днепрянин и 18-й номер. Это что-то! Он один в мире такой!
На самом деле, я не очень люблю все эти прощания – очень близко к сердцу принимаю. Но мне очень приятно, что на улицах Днепра ко мне просто подходили люди, жали руку и говорили: “Спасибо за все“. Это самая большая награда.
– Испанская пресса уже дала тебе прозвище “снайпер“. Ты в курсе?
– Да, мне ребята фанаты передали уже. Понимаю, что такое прозвище дали не потому, что я забиваю много голов, а потому что видели меня где-то на фотографиях с военными, знают, что я помогаю армии.
– Уже общался с болельщиками Бетиса?
– Еще нет. Хотя один военный из Севильи написал, что с меня – футболка Бетиса с автографом, а с него – форма испанского спецназа. Ответил – по рукам.
– Уезжая в Испанию, на кого оставляешь свое детище – благотворительный фонд “Народная армия“?
– Ну, я же не один в фонде. Есть ребята, которые им руководят. Я могу контролировать и на расстоянии. Буду так же помогать, как и находясь здесь. Да, буду меньше ездить к ребятам в госпиталь, видеться с военными. Ну, ничего страшного, буду наверстывать упущенное в отпуске.
– С чего все началось – почему ты стал волонтером?
– Фанаты подошли, говорят: “Ты бы не хотел помочь военным?“ Я ответил, что с удовольствием. Первая покупка – то ли прицел, то ли бинокль ночного виденья, точно уже не помню, давно это было.
Я купил, передал ребятам, а они потом записали для меня видео и поблагодарили. И это меня растрогало... Я тогда понял, что я нуждаюсь в них, а они нуждаются во мне. И все. С этого момента я начал помогать.
А потом так постепенно все пришло к фонду – у ребят в голове давно уже была такая идея.
– Какая структура фонда? Сколько людей ты собрал вокруг себя?
– На зарплате – четыре человека, я сам оплачивал их работу. И много ребят еще помогает бесплатно. Слышал, что каждый волонтерский фонд забирает от дохода 20%. Меня это убивает! Так неправильно. Если ты волонтер, ты не должен брать деньги. Человек дал 10 тысяч на тепловизор, а ты 2000 себе забрал? Это же смешно! Меня очень раздражает, когда сейчас половина волонтеров уже депутаты разные.
– Ты много раз был на передовой. Что больше всего зацепило?
– Ой… Я видел радость и счастье в глазах ребят – они радовались нашему приезду. Мы старались не разговаривать с ними на плохие темы, только о чем-то хорошем. Но меня поразило, что военный мог выйти к тебе в обычных шлепанцах. Как так? Человек защищает нашу страну, человек на передовой, каждый день обстрелы, а он – в шлепанцах! “Где же берцы?“, – говорю. А он отвечает: “А нам берці не видали“. Понимаешь? Не выдали! Это был шок.
А бронежилет у него такой, что пульками стреляешь – ну, знаешь, как в детстве – и они бы его пробили. Я когда это увидел, понял, что это абсолютно бесстрашный человек – у меня слезы наворачивались. И это я видел единицы, а ты представляешь, сколько людей таких было вообще?
Вернулся в Днепр и понял, что нужно срочно закупать бронежилеты.
– Ты постоянно выставлял что-то на аукцион, чтобы собрать деньги. Тяжело было продавать медаль финала Лиги Европы?
– Мне кажется, что жизнь наших ребят намного важнее медали. Да, это история, но история останется в памяти. А эта медаль может спасти не одну жизнь там – на передовой.
– Медаль ушла за 210 тысяч гривен. А сколько удалось собрать на флешмобе “Я допомагаю українській армії“?
– 53 тысячи гривен. Потом еще был велопробег в Днепре, который собрал 12 тысяч.
– Понятно, что фонд работает не только за твои деньги. Кто именно еще скидывался?
– Когда все начиналось, практически никто не помогал. Бывало, когда мы в команде получали зарплату или какие-то бонусы, я ходил и просил ребят скинуться. Объяснял – парни, нужно срочно купить скорую помощь, давайте поможем. Много раз собирали так необходимую сумму и покупали, что нужно.
Отдельно скажу про Лаштувку – он каждый месяц мне приносил деньги. Для меня это стало полной неожиданностью. Он из другой страны, а помог больше, чем все остальные футболисты вместе взятые. Лаштувка – это человек с большой буквы. Золотой человек. Я ради него готов на все.
– Футболисты из других клубов помогали?
– Именно моему фонду – только днепровские и еще киевские. Но они просили не называть их имена.
– Сколько всего удалось собрать?
– Ой, честно, не считали… Хороший вопрос, мне самому интересно – спрошу у ребят. Но, наверное, это нереально подсчитать. Да и это не столь важно. Главное, что нам удается помогать людям.
– Бывало, что обращаешься к знакомому футболисту за помощью, а слышишь отказ?
– Много! Очень много! Поэтому у меня в последнее время и было такое отношение к футболистам – поздоровался и все. А в жизни, чтобы общаться с таким человеком – не хотелось. Думал, это не будет влиять на личные отношения – ну, знаешь, у каждого свое мнение, своя голова на плечах… Но очень обидно. Я такой человек, тяжело мне прощать.
– Как тебя изменило волонтерство?
– Очень сильно. Я стал замечать такие вещи, которые раньше не замечал. Стал проще. Раньше я заморачивался – какие мне кроссовки крутые купить или, может, мокасины какие-то. А сейчас мне это неинтересно.
Мне другое приятно. Звонит в два часа ночи спецназовец знакомый: “У мене сьогодні син народився! Приїжджай до мене на хрестини!“. У меня слезы. И я счастлив. Когда-то ты помог человеку на передовой – потом у него отпуск, он уехал домой, у него родился сын и он первым делом звонит тебе.
– Тебя еще крестным не взяли?
– Нет, но недавно, кстати, предлагали. Мы помогали одной девочке. Она сильно заболела. Нужно было очень много денег – 3-4 тысячи гривен каждые сутки на лечение, чтобы она выжила. И если год вот так пролечат ее, то были шансы спасти ей жизнь. И мы в Днепре собрали нужную сумму, я привез их прямо в палату и отдал ее маме.
Проходит полгода – звонок. Я беру трубку, а там – слезы. Понимаю, эта мама звонит. У меня шок – думал, случилось что-то плохое. Потом начинаю понимать, что это слезы радости. И я тоже начинаю чуть не плакать. Сказала, что они уже дома, малышка сейчас спит и у них все хорошо. Это настолько неожиданно было и приятно. А она говорит: “Мы с мужем хотим взять тебя крестным“. И снова плачет в трубку. И я плачу.
Я не сказал нет, обещал подумать. Но понимаю, что я сегодня здесь, завтра там.